— Этот омнибус идет в город? — спросила Лу, приходя в себя после столь стремительной посадки.
— Да, мисс. Меншон-Хаус.
Что должна была она делать после того, как попадет в Меншон-Хаус? Спросить дорогу к ближайшему кораблю, отплывающему в Австралию, или попытаться найти офис Маравилла и компании — большой корабельной фирмы, отправляющей эмигрантов в таких количествах, в каких обычно экспортируют сардины, и размещающей людей на суднах так плотно, что они едва могут поместиться туда?
Однако было уже слишком поздно для любого из этих вариантов. Она должна была либо найти себе ночлег, либо бродить по пустынным улицам, пока не настанет утро. Омнибус высадил ее у Меншон-Хаус после путешествия, показавшегося девушке довольно длительным. Это был путь через залитые светом улицы, имеющие веселый и привлекательный вид, особенно для человека, не видевшего ранее освещенного ночного города. У Меншон-Хаус Лу спросила дорогу к докам, но не могла объяснить, в какой именно ей нужно попасть, и поэтому получила несколько смутную инструкцию идти прямо через Корнхилл и затем вновь спросить дорогу.
Для Лу Корнхилл ничем не отличался от другой местности, и поэтому, не видя каких-либо особенных указателей, она пошла прямо через Лондонский мост. Перейдя на другую сторону реки, она побродила часа два, пока усталость не стала одолевать ее. Даже небольшой узелок с одеждой показался ей чрезвычайно тяжелым после того, как она поносила его столько времени. Она присела на ступеньках церкви Святого Георга, чтобы отдохнуть, но охранник сказал ей, чтобы она вставала и уходила.
Выпровожденная таким образом, она вновь пошла блуждать по лабиринтам улиц, которые, петляя и переходя друг в друга, вывели ее на старую кентскую дорогу. От старой кентской дороги она прошла к новой. Здесь она рискнула попросить в нескольких домах ночлег, совсем не боясь попасть в какой-нибудь притон. Маленькие неопрятные улицы имели довольно сомнительный вид, мрачноватые дома на них вполне могли оказаться каким-нибудь пристанищем. Газовые лампы и широкая дорога показались ей в большей степени вызывающими доверие. Она остановилась перед одной кофейной, которая как раз закрывалась на ночь, это было место, где не продавали спиртных напитков, а торговали лишь чаем, кофе, какао, а следовательно, этот дом был достоин доверия. Здесь она сказала, что хотела бы снять себе спальню и была ободрена видом хозяйки, которая казалась честной и доброй. Лу показала ей свою банкноту, как документ, свидетельствующий о ее респектабельности.
— Это все деньги, которые есть у меня, — сказала она, — и я бы могла их разменять, если бы вы могли сказать, где я могу это сделать.
— Если она не фальшивая, я могу разменять сама, — сказала хозяйка. — Вам не следует бояться, что я обману вас. Я содержу этот дом уже пятнадцать лет, а до этого он принадлежал моему отцу. Но как такая молодая девица, как вы, может ходить с двадцатифунтовой банкнотой, бродя одна в такое время?
— Я собираюсь эмигрировать, — ответила Лу. — У меня достаточно денег, чтобы я могла оплатить свой проезд. Я собираюсь в Австралию, работать слугой.
— И чтобы найти себе мужа, я полагаю. Это основная причина, по которой эмигрируют молодые девушки.
— Нет, — ответила Лу со вздохом, — Нет никого в целой Австралии, кто мог бы стать моим мужем.
Луиза доверила банкноту хозяйке не без опасения оказаться жертвой лондонской пройдохи. Но лицо женщины казалось очень честным, да и дом находился в хорошем месте. Служанка принесла ей ужин: кусочек жареной говядины, рогалик, кусочек масла и большую кружку кофе. И отдых, и еда оказались весьма кстати для нее в данную минуту. Она ведь ничего не ела с часу дня и так долго бродила. Было так приятно сидеть, в освещенной гостиной, где все было мило и аккуратно расставлено и где большой полосатый хозяйский кот умывался на коврике перед камином.
Лу съела свой ужин, благодаря про себя хозяев и провидение за такое прибежище в этом большом ужасном городе, ужасном по причине недостаточного знания его и из-за того, что девушка слышала очень много страшных историй о его коварстве. Она улыбнулась при мысли о том, как ей легко удалось ускользнуть от мисс Томпайн. Возможно, за ней поедут в Лондон и будут искать ее, разъезжая в кэбах. Вряд ли им удастся найти ее на новой кентской дороге, проследовать тем же запутанным путем, которым прошла она, чтобы найти себе это тихое пристанище.
Хозяйка дома вернулась спустя двадцать минут и положила перед ней девятнадцать соверенов.
— Вот, — воскликнула она, — я разменяла деньги для вас, но это была не простая задача в столь позднее время, должна я вам сказать.
Лу была чрезмерно благодарна, а еще спустя четверть часа она тихо засыпала в комнате на втором этаже, окунаясь в более приятный сон, чем тот, который она знала, находясь в холодной обстановке пансиона.
Она попросила разбудить ее пораньше и поднялась в шесть часов, при первых звуках жизни в доме. Она съела завтрак и, расплатившись за услуги, оказанные ей накануне, покинула дом в семь часов, вежливо распрощавшись с хозяйкой, которая показала ей ближайшую дорогу к Темз-стрит, где Луиза должна была найти офис мистера Маравилла, корабельного брокера, чьи корабли курсировали между Лондоном и Брисбэном, перевозя огромные массы бедных людей.
Она пошла туда вдоль великой реки, все еще неся свой узелок, нашла контору и около часа прождала до ее открытия. Здесь она оплатила половину своего будущего проезда — восемь фунтов — и получила билет, обеспечивающий на первое время всем необходимым снаряжением несчастных эмигрантов.
Она видела и самого Джона Маравилла, распечатывающего письма и телеграммы со скоростью паровой машины и отдающего приказы своим четырем клеркам, записывая их на досках, пока служащие сновали туда и сюда. Аккуратный и деловой офис, шкафы из полированного красного дерева. Другие конторы, поменьше и побольше этой, открывались в соседних зданиях: зеркальные стекла, изобилие света, много свободного места и огромное количество энергии — живой и стремительной, подобной перекатывающейся ртути, — были характерными признаками подобных заведений.
Мистер Маравилл сам снизошел до того, чтобы обратиться к одинокой подательнице заявления, удивленный появлением девушки, так сильно отличающейся от основной массы эмигрантов.
— Вы собираетесь ехать одна? Хорошо, вы не могли сделать ничего лучшего. Там совсем неплохо, заработная плата в три раза больше, чем в Англии, баранина по три пенса за фунт, превосходный климат, изобилие мужей. Посодействовать в путешествии? Нет, платите сами. Странная девушка. Ну, ничего. В Австралии хорошо. И никогда не вздумайте возвращаться обратно, никто этого не делал. Джон, сделайте билет этой молодой леди. Вы пришли вовремя. Блэкволская железная дорога доставит вас к западным индийским домам. Спросите там о «Земле обетованной» и не стоит терять времени. Это судно должно быть отбуксировано в Грэйвсенд сегодняшним полуднем. Покажите свой билет и получите снаряжение. Всего хорошего.
Лу еще не пришла в себя, когда обнаружила, что стоит на улице с загадочным билетом-паспортом. Хотя она и стояла на лондонской улице, но чувствовала, что не принадлежит ей, не является больше частью этой деловой жизни, что она уже изгнанница. Мысль о том, что она так настойчиво хочет эмигрировать, вдруг причинила ей сильное душевное страдание. Что это за таинственные связи с родной землей? Оставить ее — все равно что проститься с мужем, другом.
Всю ночь и утро лил сильный дождь и Темз-стрит была в грязи, но эта ее грязь и слякоть не шла ни в какое сравнение с болотом западных индийских доков, к которым Луиза подошла со станции. Здесь все действительно было пропитано грязью, и ей открылся новый мир громадных кораблей, их высокие прямые мачты уходили в летнее небо, разноцветные флаги развивались на фок-мачтах, перекинутые с бортов суден трапы не оставались подолгу пустыми: товары грузились и разгружались, громоздились в огромном количестве бочки, горы сандаловых деревьев лежали повсюду, груды шерстяных мешков были разбросаны тут и там.