Уолтер вспомнил эту маленькую сцену, происшедшую в официально убранной гостиной, и вспомнил с острой болью, как Лу, потеряв самообладание, разрыдалась на его плече при расставании.

— Это еще хуже, чем Войси-стрит, — прошептала она ему. — Скажи, скажи папе, чтобы он забрал меня. Я снова буду чистить и мыть — все будет лучше для меня, чем это!

«Это» означало напыщенную мисс Тампайн, которая была высокой и прямой, воплощающей образ чрезмерного благоразумия.

Он оставил Лу в этом девичьем заточении после того, как дал некоторые рекомендации своему поверенному, обязующемуся убедить мисс Томпайн в респектабельности девушки, которую она могла поставить под вопрос, если бы не поддержка гарантий поверенного. Платье из красного шелка и внезапное появление Луизы несколько настроило эту добропорядочную хозяйку пансиона против протеже Уолтера.

Устроив жизнь Луизы на последующие три года, мистер Лейбэн мог свободно сказать ее отцу, что тот может не беспокоиться о ее судьбе. Поэтапную оплату художник должен был вносить в течение ее обучения, но после его окончания она должна была выйти независимой, способной самой поддержать себя молодой женщиной, поэтому мысли о ее нуждах более не тревожили его. Но даже сделав для нее это, он чувствовал, что не сделал абсолютно ничего, что могло бы сравниться с тем первым поцелуем на ночной дороге.

Образ отсутствующей Луизы поэтому всегда возникал между ним и Флорой как только ему становилось чуть хорошо, что часто вносило путаницу в ход его мыслей. Были мгновения, когда ему казалось, что мягкость Флоры была той очаровательной чертой, которую должен выбрать мужчина для того, чтобы ярче осветить свою жизнь. Но в другое мгновение он думал, что Флора — девушка, способная стать женой для человека, надеющегося постепенно добиться в жизни успеха.

А тем временем Марк Чемни наблюдал за ними, такой же невинный, как те овцы, которых он разводил в Дарлинг-Дауне, и говорил себе, что все хорошо, и что будущее дочери — решенный вопрос. Кто мог смотреть на этих двух голубков и сомневаться в их любви друг к другу?

«Я всегда чувствовал, что так и должно быть, — говорил он себе. — Я всегда знал, что провидение сведет их вместе. Провидение слишком добро, чтобы оставить мою девочку одну в этом холодном, недружелюбном мире. Бог позаботится о ней, когда я уйду».

Глава 15

Спустя две недели вернулся доктор, выглядевший совсем плохо; он был бледен и измучен. Его друзья заметили такую перемену и посчитали, что он очень много трудился.

К несчастью доктора Олливента, не профессиональные обязанности произвели с ним такое изменение. Он попытался жить без Флоры, пытался забыть очарование ее присутствия, отучал себя от мысли о будущем союзе с ней, делал все, что мог, но, к сожалению, тщетно. Любовь, обращающая свой взор на человека в возрасте Гуттберта Олливента — это не шаловливый дух, ведущий молодых по пути радости и удовольствий вдоль розовых садов. Эрос в середине жизненного пути — безжалостный властитель, сковывающий железными кольцами свою жертву и подгоняющий ее огромной страстью.

Марк Чемни встретил своего школьного приятеля с радостными чувствами. Он был счастливее, чем тогда, когда они расставались, счастье его составляла уверенность в будущем Флоры. Пожатие его руки имело свою прежнюю силу.

— Ты выглядишь все лучше благодаря Брэнскомбу, Марк, — сказал доктор.

— Правда? Хорошо, ты видишь, я баловал себя больше обычного последнюю неделю.

— Вряд ли это лестно для меня, — сказал доктор.

— Только не подумай, что я не чувствовал твоего отсутствия, Олливент. Мои удовольствия были связаны с другими причинами. Я радовался, глядя на наших объединившихся молодых. Уолтер и Флора так наслаждались Брэнскомбом; хорошей погодой и друг другом — сердце мое радовалось, когда я наблюдал за ними.

Лицо доктора помрачнело, как это всегда бывало сним при упоминании об Уолтере Лейбэне. Отлично владея собой во всех других случаях жизни, он еще не научился управлять собой в этом.

Они распланировали различные экскурсии на неделю вперед — путешествие к старой церкви, стоящей среди холмов, густо заросших зеленым лесом, и называемой Тэдмором в Вайлдернессе, церковь, в которую давно уже не ходили, кроме как в связи с посещением уединенного кладбища, расположенного рядом с ней.

На следующий день шарабан был подан к одиннадцати часам утра, Флора подготовила аккуратно уложенную корзинку, содержащую голубиный паштет, пирог, маленькую корзиночку с большой красной клубникой, бутылочку со сливками и другие бутылки, что все вместе делало ее довольно увесистой ношей. Она взяла также в изобилии платки и пледы, чтобы папа не замерз, поскольку сильно переживала за его безопасность.

Уолтер должен был быть кучером — эта обязанность была ему по душе. Марк сел рядом с ним, а Флора и доктор сидели друг напротив друга в шарабане, что очень понравилось доктору. Он вернулся в Брэнскомб, не думая о будущем, решив быть счастливым сейчас, насколько это позволяли обстоятельства, не размышляя и не задумываясь о чем-либо. Сидеть напротив нее в этом старинном экипаже, наблюдать за мельканием теней и солнечных лучей на ее лице, говорить с ней и слушать ее мягкие обдуманные ответы, быть ее другом и советником! О каком еще большем счастье он мог просить настоящее, как не об этом?

Он закрыл глаза на будущее и отдался душой и телом этому минутному счастью. Мистер Чемни был разговорчив и вновь повторял рассказы об австралийской жизни. Уолтер же общался со своими спутниками и одновременно управлял лошадью; у него не было времени, чтобы повернуться и поговорить с Флорой, за исключением нескольких слов по поводу красоты окружающей местности. Трое из компании много раз порывались выйти из шарабана и прогуляться по холмам, которые возвышались повсюду. Но доктор настаивал на том, что Марку следует оставаться на месте, так как такие холмы, как эти, были не для его здоровья. Тот послушно соглашался, горестно вздыхая.

— Тяжело быть старым и хилым, — говорил он. — Когда я думаю о тех горах, по которым я бродил в Австралии, и вижу, что не способен подняться на эти холмики, то с презрением думаю о старости и слабости.

Уолтер вел лошадь, а Флора и доктор шли рядом друг с другом. Олливент рассказывал ей о диких цветках, которые она собирала на крутых склонах холмов по бокам дороги, называл ей их имена и свойства.

— Подумать только, вы ведь ботаник, — воскликнула Флора, удивляясь его знаниям.

— Я был бы плохим врачом, если бы не знал так же много о лекарственных травах, как знахарки. Было время на свете, когда мир в основном лечили они, такие ведьмы находили или лечение, или смерть в растениях. Навряд ли на склонах тех холмов найдется лист, который нельзя было бы использовать на пользу или во вред. У природы ничего не существует просто так.

Еще долгое время продолжалось их путешествие, носившее такой спокойный характер. Они взбирались на холмы и далее опускались с их крутых склонов в низовья и иногда останавливались на самых больших вершинах для того, чтобы полюбоваться пейзажем, сделали небольшую остановку у молочной фермы рядом с дорогой и выпили свежего молока и вообще не очень-то торопились в своем продвижении, так что было уже около Двух часов дня, когда они въехали на последний холм и оказались возле ворот старого кладбища.

Это был бы кощунственный поступок, устрой они пикник среди надгробий, так что они отнесли корзину с провизией к небольшому участку леса, граничащему с церковным двориком. Лошадь и шарабан поместили в доме на близлежащей ферме — единственном жилище в окрестности.

Полнейшая тишина царила над лесом — тишина и величественная красота.

Флора придвинулась поближе к отцу, слегка напуганная этой тишиной, окружившей их. Радостное настроение вдруг померкло. Темнота и тени напомнили ей тот ужасный призрак, который ходит по миру и нависает над людьми даже в самые радостные моменты их жизни. Она взяла отца под руку и посмотрела на его бледное лицо.