Доктор Олливент должен был ночевать на Вимпоул-стрит этой ночью. Он только что вернулся из Северной Англии, куда отправился столь стремительно, сколь это мог сделать экспресс, доставивший его к знатному пациенту, Сейчас было достаточно времени для того, чтобы попасть на одиннадцатичасовой поезд в Тэддингтон, но его не ожидали там в это время. Возможно, более мудро было отложить поездку, чтобы избежать встречи с Флорой до того, как он полностью оправится от разговора с мистером Гарнером. И как бы ему ни хотелось увидеть молодое прекрасное лицо, взглянуть в ее невинные глаза, найти в них надежду, счастье и верность, он остался в тихом старом лондонском доме и допоздна читал, зная, что ему навряд ли удастся заснуть спокойным сном.

Чистый и холодный свет раннего утра, бессолнечный и унылый, упал на него из открытого окна у лестницы, когда он поднимался в свою комнату, мысленно успокоенный и не так сильно терзаемый мыслью о своем враге.

— В конце концов, — говорил он себе, — существует один шанс из тысячи, что он выдаст меня. Ведь своим молчанием он только выигрывает. Отказ от тех денег, которые я предлагал ему, был бы слишком большой ценой за злобу.

Глава 30

Было уже довольно поздно, когда, покинув Вимпоул-стрит, Джарред решил еще раз навестить мистера Джобери, к большому негодованию миссис Джобери, которая уже отправилась отдыхать и чей покой таким образом оказался нарушен. Она сказала, что он расстроил ее или, говоря другими словами, она рассыпалась в пространных рассуждениях о джентльмене, который беспокоит своих друзей в то время, когда приличные люди уже спят, и чье общество было в высшей степени нежелательным для мистера Джобери, тем более, что пришедший джентльмен захочет занять денег и, конечно, забудет об этом долге — именно это, по ее мнению, характеризует человека, называющегося Джентльменом, и так далее. Такого нравоучения, произносимого пронзительным сопрано и способного закончиться истерией, мистер Гарнер, по счастью, смог избежать, поскольку миссис Джобери, вспомнив, что находится в не совсем приличной для приема гостей одежде, поспешно удалилась.

Мистер Джозеф Джобери, известный своим друзьям как Джо Джобери, курил свою последнюю трубку после ужина, состоящего из поджаренной ягнятины, сливочного сыра и раннего лука, запах которого распространился по маленькой и душной гостиной. Но каким бы суровым ни был Джарред к запаху креветок миссис Гарнер, здесь он не сказал ничего по поводу резкого запаха лука. Он приблизился к своему товарищу с радужным лицом, сердечно поприветствовал его и сел в вакантное кресло миссис Джобери с той свободой, которая придавала некоторый шарм его поведению.

— Как ты, Джо? Надеюсь, хозяюшка сказала тебе, что я загляну?

— Да, — ответил другой, в задумчивости потирая свой щетинистый подбородок, — она говорила что-то об этом.

— Я надеюсь, ты ничего не имеешь против моего столь позднего прихода. Леди всегда так беспокоятся по пустякам, однако я хотел увидеть тебя по поводу одного маленького вопроса, который никак нельзя откладывать. Ты едешь завтра на скачки?

— Да, я думаю, что поеду.

У мистера Джобери был маленький подбородок, что могло свидетельствовать о нерешительности характера. Он был приземист, румян, с рыжими волосами, имел глуповатую улыбку и был известен в кругу своих друзей как человек добрый и имеющий неплохой стол. Все, что его заботило — это скачки. Во всем другом он был несведущ как ребенок. На скачках же он, казалось, только и жил настоящей жизнью и выигрывал большое количество денег, особенно там, где втайне презиравший его Джарред умудрился проигрывать почти все. Как мясник, мистер Джобери был никудышным, и этим делом в основном заправляли его жена и продавец.

— О, конечно, ты едешь, — сказал Джарред, — Ты ведь не собираешься потерять такой день. Я надеюсь, у тебя найдется свободное место в твоей повозке для старого приятеля.

— Намекаешь на себя? — спросил мистер Джобери о очевидным смущением. — Понимаешь ли, в экипаже свободно могут разместиться только два человека. Я полагаю, что моя жена была бы не прочь поехать со мною. Она и так не часто уж выходит из дома, а погода ведь сейчас стоит прекрасная, и вполне естественно, что она была бы не прочь немного проветриться.

— Что касается меня, то я всегда думал, что женщинам не место на скачках. Им там нечего делать и я не могу понять, как они могут находить удовольствие в этой толчее я чувствовать себя при этом хорошо. Конечно, если миссис Джобери желает съездить туда, если она сможет примириться с потоком ругательств, которые обрушатся на нее при обратной дороге домой, если она согласна вынести небольшие стычки у Брентфордовской заставы, то я не стану отговаривать ее от поездки. Экипаж прекрасно выдержит четверых так же, как и двоих, и я не имею ничего против того, чтобы занять заднее место.

Лицо бедного мистера Джобери выражало полнейшее смятение. Он обещал жене, что он ни под каким предлогом не возьмет мистера Гарнера на скачки, но мистер Джобери слишком дорожил своим добрым именем, чтобы сказать «нет» своему приятелю. Он не мог отрицать, что повозка действительно может выдержать: четверых, что Джарред мор бы проехать с ними, он прекрасно знал возможности этого транспортного средства. У него не хватило изворотливости ума для того, чтобы придумать себе какую-нибудь лазейку, и поэтому он вынужден был сказать «да», — Джарред мог поехать, даже если жена и будет иметь что-либо против него.

— Я был бы последним идиотом, если бы помешал леди веселиться, — сказал Джарред, становясь радостным от ответа мистера Джобери. — Но какое удовольствие может испытывать женщина на пыльной жаркой дороге? Такое испытание лишь для мужчин, дом — вот место женщины и чем дольше она будет оставаться там, тем лучше для нее.

Таким образом, этот вопрос был улажен, затем два джентльмена обсудили завтрашнее утро, точнее, день, и в полночный час раздался звон стаканов с джином, после чего Джарред Гарнер вернулся на Войси-стрит, обнадеженный и уверенный в успехе, хотя те лошади, на которых он собирался поставить, были совсем не теми, которых выбрал мистер Джобери.

Завтрашний день начался; он был теплым и солнечным, дул легкий западный ветерок, и те, для кого скачки в Хэмптоне значили не больше, чем летний выезд, чем приятная поездка по загородным дорогам, где розы и сирень цвели в милых деревенских садах и запах лип наполняй воздух, где вдоль дороги стояли каштановые рощи, а сама деревня Хэмптон-Корт была необычайно зеленая, с маленькими опрятными домиками из красного кирпича, здесь всегда можно было услышать веселью звуки кларнета. В общем, для тех, кто хотел проехаться по сельским дорогам вдоль яркой реки и для тех, для кого хэмптоновские скачки значили лишь хорошее времяпрепровождение, но никак не игру, день начинался очень даже неплохо.

Но не так начинался этот день для Джарреда. Всю ночь он ворочался и плохо спал. Утром у него не нашлось аппетита даже для того, чтобы съесть ломтик ветчины. Спортивный комментатор «Дейли телеграф» отрицательно высказался по поводу лошадей, на которых поставил Джарред. Надежда, внушенная ему вечером хорошей портией джина, исчезла вместе с действием алкоголя. Тяжелые думы терзали его, когда он подошел к жилищу мистера Джобери, перед которым уже наготове стоял экипаж: лошади, упряжь и сам шарабан сияли в лучах солнца, накануне вымытые и начищенные, плед, обшитый по краям цветастым материалом оранжевых и пурпурных оттенков, изящно был накинут на заднее сидение в экипаже.

Мистер Джобери, хотя и одетый в новый серый твидовый костюм с голубым галстуком и белой шляпой, не выглядел слишком радостным, ведь миссис Джобери весьма возмутилась слабостью его характера и очень сильно обиделась на него, что значительно нарушило привычную гармонию завтрака. Существовала еще и перспектива того, что обида жены перерастет в истерику и другие, более демонстративные формы женского негодования. В целом мистер Джобери чувствовал, что счастье этого дня было уже слегка испорчено. Судьба — великая повелительница — была жестока с ним.