Он взял ее руку, которая была податлива, как ветвь ивы, прижал к губам и медленно опустил. И затем, не говоря ни слова, покинул ее. Короткое прощание, и, насколько доктор мог предвидеть свое будущее через пелену годов, они расставались навсегда.

Он вошел в дом, нашел свою мать и отослал ее к Флоре. В его поведении не было ничего, что могло бы взволновать миссис Олливент. Он взял себя в руки, взглянул на настольные часы, прикидывая в уме, на какой поезд до Лондона он может успеть и затем покинул дом столь спокойно и неторопливо, что никто из людей, видевших его в тот вечер, не мог бы и предположить, что он оставляет позади себя свое счастье.

Глава 32

Яркие летние дни становились все теплее. Толстые бутоны роз, гвоздики, акации, растущие уже полвека, арки и шпалеры, увитые цветущими растениями — в общем все посаженное и устроенное в соответствии с современными достижениями садоводства находилось сейчас в зените красоты и очарования на вилле рядом с Теддингтонской плотиной, но спокойная замужняя жизнь Флоры закончилась. Она исчезла, как утренний сон. Флора говорила себе, что оно и к лучшему, когда медленно прогуливалась по аллейкам сада, чувствуя, однако, все меньше и меньше сил для такого ежедневного моциона, она подолгу стояла на зеленом берегу над рекой, задумчиво глядя на пробегающую внизу реку. Она убеждала себя, что для нее и Гуттберта Олливента не было другого пути, кроме расставания навсегда.

Ее первой мыслью в тот ужасный вечер, после того, как она немного пришла в себя от сильного шока, было желание уединиться куда-нибудь, найти безлюдное место, где бы никто ее ни о чем не спрашивал и не пытался утешить. Все, что было дорого и что она любила, вдруг исчезло из ее жизни. Мужчина, которому она доверяла, оказался лгуном. Она не поверила ни единому; слову Джарреда о своем муже, она не верила, что Гуттберт Олливент был убийцей, но, по его собственному признанию, он имел отношение к смерти Уолтера, но скрывал это и спокойно молчал. Никогда больше она не смогла бы уважать и доверять ему, никогда бы она больше не смогла взглянуть на него с почтением, удивляясь тому, как вообще такой мужчина мог полюбить ее.

С того ужасного вечера она пребывала в окружении полного спокойствия. Миссис Олливент была сама доброта и не задавала никаких вопросов. Хотя, возможно, она и была взволнована печалью молодой женщины. Жизнь текла как спокойная река — тихо и неторопливо, так же, возможно, она проходила и в уединенных монастырях, находящихся в глухих лесах, о которых ей так много рассказывали. Ничто не изменилось, кроме того, что рядом не было доктора. Не было никакого ажиотажа при его утреннем отъезде на станцию на повозке, запряженной пони, не особенно-то она ждала его и в обед, когда он приехал с новостями из города. Странным казалось то, каким пустынным стал дом в его отсутствие, как все изменилось там, где раньше вообще никаких перемен не было. Ситуация была похожа на ту, как если бы кто-либо из семьи лежал при смерти в верхних комнатах. Флора говорила себе, что так лучше, что так и должно было быть, что доктор Олливент был бесконечно мудр, порвав столь стремительно их отношения, ведь их союз в свете происшедших событий был просто немыслим. В сердцах она сказала ему, что ненавидит его и до сих пор это утверждение присутствовало в ее сознании.

Она вспомнила то печальное время в Брэнскомбе, горькие дни, наставшие после исчезновения Уолтера. Она думала о них с невыразимой тоской. Как она мучилась, ждала, а он знал правду, пытался быть таким обходительным с ней, посылал телеграммы, зная, что в них нет толка, обсуждал с Марком последующие шаги и занимался притворством с изощренным лицемерием. Могла ли она не презирать его, вспоминая все это?

Но все же, несмотря на чувство ненависти к его лжи, как жестоко она обошлась с ним. Какой пустой и бессмысленной казалась ей жизнь без него. Если она брала книгу и пыталась найти в ее строчках спасение от ежедневной печали, терзавшей ее, то не могла не вспомнить, что ее мозг был не более, чем чистый лист бумаги до того, как доктор Олливент начал развивать его, что он обучал ее, расширял ее представления о счастье, и каким терпеливым, осторожным и нежным был он на протяжении всех дней ее замужества, требуя так мало и давая так много, был скромен и принимал ее любовь за дар Божий.

Он оказался таким отвратительным грешником ради нее и было странно, что после всего этого она может думать о нем с презрением.

Что получил он взамен своего обмана? Что получил он, опустившись так низко? Только ее!

Она удивлялась своей бесценности, которая для этого мужчины была выше всего, даже выше чести и достоинства. Флора жалела его за то, что он променял все это на такой пустяк, как она.

«В Лондоне живет огромное количество женщин, куда более привлекательных и интересных, чем я. И для того, чтобы заполучить такую глупую девчонку в жены, он должен был поступить так низко».

Эта мысль сильно смутила ее, ей даже стало немного жалко его.

Поведение миссис Олливент было достойно восхищения. Ее сын писал ей длинные письма, но ничего в них не объяснял. Между ним и Флорой возникло непонимание, говорил он, которое, надеялся доктор, является временным и ничего, что бы мать или кто-либо другой не могли сказать или сделать, не привело бы к перемене в их отношениях, добавлял он, предвидя возможные тревоги. События должны идти своим ходом. Он просил свою мать остаться в Теддингтоне и сделать все возможное для счастливого существования его дорогой жены, доверяя при этом провидению, которое должно было бы оказаться благосклонным к ним. Он сообщал также некоторые инструкции по поводу ведения дел на вилле с заботливостью, пожалуй, больше характерной для женщины.

Скучные, пустые дни. Летние розы давно уже расцвели и немного даже завяли и вся трава была усыпана лепестками, но Флора, которой нравилось собирать и расставлять цветы, оставляла сейчас вазы совсем пустыми и страдала оттого, что растения умирают, оставаясь несобранными до тех пор, пока миссис Олливент не рискнула однажды и не вышла в сад с большими ножницами и корзиной. Покой, тишина дома стали более чем меланхоличными. Были солнечный свет, теплота, веселая палитра цветов в комнатах, из окон виднелся сад и широкая река, но в доме не было радостных голосов и смеха, лишь изредка раздавался неторопливый разговор двух леди. Когда Флора не бродила в задумчивости по саду, она проводила свое время за чтением, сидя на софе или просто размышляла, глядя на висящий на стене ковер.

В отношениях двух женщин была сдержанность, несмотря на то, что обе любили друг друга. В своих разговорах они боялись затронуть болезненную тему и поэтому обычно обсуждали сиюминутные проблемы. С каждым днем Флора становилась все более апатичной и все меньше было сил вести даже непродолжительные беседы. Местный врач, которому доктор Олливент доверил здоровье своей жены — пожилой мужчина, неплохо разбирающийся в своем деле, сказал, что эта апатия а слабость естественны, особенно в такое время года.

— Мне бы хотелось, чтобы доктор Олливент был с вами почаще, — сказал этот мистер Чалфонт своим бодрым голосом, — это бы вне всяких сомнений разнообразило вашу жизнь. Но, конечно, в связи с его огромной практикой, это почти невозможно, человек его положения — просто раб собственной репутации.

Мистер Чалфонт находился в абсолютном неведении относительно того, что доктор Олливент решил совсем не возвращаться сюда.

В одном из своих приходов он мягко укорил свою пациентку за красные круги под глазами.

— Я боюсь, что мы начали плакать, — сказал он с некоторым возмущением. — А этого не стоит делать. Миссис Олливент, — продолжал он, обращаясь к старой леди, — вы не должны позволять ей делать это. Спокойствие духа сейчас особенно необходимо, я не могу понять, откуда появляются слезы, когда вы живете счастливой и полной достатка жизнью. Вы должны больше гулять, больше быть на свежем воздухе.

Флора пообещала, слабо улыбаясь, что больше не будет плакать.